Полгода назад Елена Изофатова сменила карьеру телеведущей на должность руководителя благотворительного фонда «Обыкновенное чудо». Она рискнула изменить свою жизнь, обменять отлаженный стиль работы в новостной программе на нечто неизвестное, а по мнению многих, эмоционально тяжелое. За шесть лет существования благотворительного проекта «Обыкновенное чудо», а затем и фонда, финансовую помощь получили около 150 ребятишек со сложными диагнозами: церебральный паралич, онкология. Еще больше детей стали участниками социальных программ фонда. И на этом руководитель фонда останавливаться не намерена.

— Елена, полгода назад президент фонда «Обыкновенное чудо» Галина Воронина уехала из Томска. Почему вы согласились ее заменить?

— Люди сторонятся чужих печалей, нам тяжело и страшно примерять на себя боль и трудности других. Все бы хотели жить беззаботно и счастливо, но увы, так бывает не всегда. Когда проходишь через свое личное горе и встречаешь людей, готовых поддержать тебя словом и делом, мировоззрение существенно меняется. И когда судьба дарит тебе новый путь, где ты должен быть не наблюдателем, летописцем или аналитиком, в чем и состоит суть журналисткой профессии, а активным деятелем, то такими подарками не разбрасываются. Это честный ответ на вопрос о том, почему я решила сменить эфир на благотворительность.

Сегодня этим новым делом я занимаюсь так же азартно, как когда-то делала новости. Азарт этот подпитывают люди, с которыми работаю — родители детей-инвалидов. Это в подавляющем большинстве люди удивительных человеческих качеств. Они такие испытания выносят на своих плечах, что задумываешься: а смог бы ты с таким же достоинством и твердостью пройти этот путь? Для меня огромная честь помогать им. Я понимаю, что эти люди взяли на себя в том числе и мой риск: биологический, социальный. Это, по большому счету, просто случай: кто «получит» ребенка с синдромом Дауна или с ДЦП, у кого неправильно примут роды, или кто окажется слабее перед воздействием нынешней экологии. В каком-то виде я сейчас отдаю им свой долг. Но всегда прошу Бога пронести эту чашу мимо меня.

— Благотворительные фонды в Томске существуют уже пять лет, и об их деятельности слышно больше, чем в других городах. Но сейчас, окунувшись в работу, с какими проблемами больных детей вы столкнулись?

— Большинство ребятишек, чьи родители обращаются в наш фонд, — это дети с ДЦП. И сейчас мы начинаем громко заявлять о проблемах реабилитации таких детей в нашей области. Мы волею судьбы «получили» в наш город отличного хирурга, сегодня в ОКБ есть ортопедическое отделение, где проводят высокотехнологичные операции. Делает их профессор Дмитрий Попков, хирург-ортопед с солидным опытом работы за рубежом.

Хочу объяснить, как ситуация выглядела «до Попкова». Еще год назад в Томске и не мечтали о таком большом количестве прооперированных детей с ортопедическими проблемами. Изредка кто-то из родителей добивался квоты и уезжал делать операцию ребенку за тридевять земель. Я думаю, все понимают финансовую и прочую разницу между лечением у себя под боком и на расстоянии тысяч километров. Поэтому и получали это лечение единицы.

Сегодня у тысяч томских детей с ДЦП и другими серьезными ортопедическими проблемами появился шанс встать на ноги, научиться работать руками. А значит, в будущем, когда их родители постареют, они смогут обслуживать себя в быту самостоятельно, возможно, даже работать. Мы, родители, доктор Попков, другие врачи, которые понимают проблемы реабилитации таких детей, сейчас кричим: Томску, области нужен современный высокотехнологичный реабилитационный центр, иначе все хирургические чудеса доктора Попкова через некоторое время сведутся к минимальному эффекту!

— Почему в Томске сложилась такая ситуация с послеоперационной реабилитацией детей-инвалидов?

— В Томске, утверждают наши менеджеры здравоохранения, много центров восстановительного лечения. Некоторые чиновники доходят в своих заявлениях до того, что заявляют о полном отсутствии проблемы с реабилитацией. Родители называют эти отчеты разговорами немых с глухими. Сегодня качество и интенсивность томского лечения не устраивают никого из родителей детей-инвалидов. Они приводят в пример Новосибирск, Новокузнецк, Барнаул, где такие центры работают успешно, причем не только для местных детей. А мы продолжаем отправлять наших ребятишек на лечение к соседям, в Москву, Санкт-Петербург, Украину, Китай. Я считаю, это неэффективно ни для развития томского здравоохранения, ни для самих детей.

Вот, к примеру, Северский центр. Некогда он создавался как нечто мощное, областное. Сейчас родители детей с ДЦП его вообще не рассматривают. Почему? А потому что эти дети требуют особых умений, особых профессиональных навыков, а зарплатой в три-четыре тысячи рублей отличных специалистов не удержишь.

Родители, благотворители тратят миллионы, которые могли бы остаться здесь, в Томске, и пойти нашим детям, на зарплаты медикам, оборудование. Ведь если посчитать, то на лечение одного ребенка в Новосибирске в год требуется по 200 тысяч рублей. Пусть эти затраты посчитают в облздраве. Если мы будем лечить детей здесь, это будет гораздо эффективнее для всех. К тому же, прогнозы специалистов таковы, что детей с ДЦП с каждым годом в Томске будет все больше.

— Какая еще помощь, кроме финансовой, требуется детям с тяжелыми заболеваниями?

— Надо учитывать, что есть семьи, в которых все нормально с деньгами. Но сложность ДЦП в том, что работать на эту болезнь нужно всю жизнь. Много мам с хорошим образованием вынуждены оставить работу и сидеть с ребенком. И все эти люди задают вопрос: почему у нас так неразвита социальная поддержка? Почему нельзя на несколько часов в день пригласить сиделку и выйти на работу? К примеру, те же юристы, бухгалтеры могут работать неполный день. Вот в нашем фонде работает бухгалтер — мама мальчика с ДЦП.

Однажды я слышала мнение человека, чья позиция в этом вопросе может быть не последней. Он сказал: «Вы их сами родили, вот и сидите. Что вы пытаетесь на плечи государству свою обузу переложить?» Мне сложно комментировать такую позицию, она пещерная.

— В последние годы создается впечатление, что благотворительные организации взвалили на себя то, что должно делать государство.

— Я бы не хотела ругать чиновников: они работают, но большая часть этих действий «оседает» на совещаниях, заседаниях, советах... К тому же, в социальной сфере очень большой объем работы, это нужно учитывать. Мне в этом нужно еще разобраться, прежде чем давать оценки.

Сейчас мамы жалуются: вроде бы все для детей-инвалидов есть, но реализуется как-то коряво. Например, томскому ребенку-инвалиду выделяют по квоте Минздрава путевку в санаторий Калининграда, при том, что есть возможность полечиться в «Чажемто», на «Синем Утесе», в НИИ курортологии. Но нет, наши дети должны делать загранпаспорта, добираться до Калининграда на поезде, потому что оплачивается проезд только по железной дороге. А если семья отказывается ехать, больше им ничего не предлагают. Это вопрос квотирования, его надо решать на федеральном уровне. Это работа, которую должен делать «белый» дом.

Но чиновник чиновнику рознь. Многие из них хотели бы помогать больным детям. А есть те, которые довольно безразличны, но, понимая связь фонда с телекомпанией ТВ-2, ведут себя деликатно. Ведь каждому хочется выглядеть приличным человеком. И вроде все понимают важность нашего дела, но всегда находятся какие-то другие первостепенные задачи.

— Кто обычно жертвует деньги в помощь больным ребятишкам?

— Благотворители бывают разные, но всегда это очень эмоциональные люди. Кому-то важно видеть глаза детей, которым они передают деньги. А кто-то просто переводит их на счет фонда. Откройте раздел «Отчеты» на нашем сайте и вы увидите там много одних и тех же фамилий. Это люди, чья жизненная позиция радует мое сердце. Я надеюсь, что у них все в жизни будет хорошо. Благодаря таким перечислениям фонд может иметь небольшой запас средств, чтобы оперативно помогать обратившимся за срочной помощью. Такие ситуации бывают, и люди плачут от радости, когда понимают, что мы не заставим их ждать, а поможем сразу.

 

— А кто охотнее делает пожертвования: люди богатые или со средним достатком?

— Люди богатые помогают очень часто и иногда устают от того, что все их просят помочь. А люди простые, которые опускают по 50 рублей в кубы, жертвуют деньги чаще, чем состоятельные томичи, а главное — не устают от этого. А сто тысяч пятидесятирублевых купюр в месяц — это сумма!

Недавно мы решили, что раз уж помогаем северским детям тоже, нужно поставить в ЗАТО кубы для сбора денег. Но меня отговаривали, доказывали, что Северск в этом плане «диковат», что когда-то там уже ставили кубы, но хулиганы их повредили. Тем не менее, мы все-таки поставили кубы в шести магазинах закрытого города. И когда с комиссией считали собранные в них деньги, я была поражена количеству сотенных, пятисотенных, тысячных купюр. То есть город, по сути, истосковался по возможности кому-то помочь.