В начале сентября общественность вновь взбудоражила тема инклюзивного образования. В этот раз внимание привлек пост Лидии Мониавы, общественного деятеля и приемной мамы ребенка с ОВЗ. Она говорит о том, что первостепенная цель нахождения такого ребенка в школе — это не знания, а социализация, поэтому учитель не должен менять программу урока, вызывать ребенка к доске или просить его ответить. Другими словами, ребенок просто должен находиться в классе. Таким образом, организовать инклюзию, создать все условия для нее становится не такой уж и сложной задачей.

К обсуждению подключилась Екатерина Мень, президент Центра проблем аутизма и мать аутичного подростка, которая не согласилась с позицией Лидии и привела соответствующие аргументы. Она отметила, что посадить ребенка, чтобы он просто находился в классе без образовательной пользы для себя, — это не инклюзивное образование.

И это действительно так, ведь дети в таком случае не начнут взаимодействовать друг с другом и единственное, что нормотипичные сверстники извлекут, — мысль о том, что есть дети, которые ничего не могут, и их нужно пожалеть. На идеях гуманизма инклюзивное образование будет развиваться очень медленно. Кроме того, такая инклюзия укрепит миф о необучаемости детей с ОВЗ.

Неправильные представления об инклюзивной форме образования — проблема распространенная. Инклюзия начала внедряться в российскую систему образования не так давно, поэтому существует множество заблуждений, касающихся этой темы. Почему не все члены общества адекватно относятся к инклюзии? Почему родители не хотят, чтобы с их детьми учились дети с ОВЗ?

В большей степени на это влияет отсутствие собственного опыта взаимодействия с людьми с ОВЗ и желание оградить своего ребенка от ситуаций, которые, с точки зрения родителей, могут представлять опасность. Но почему родители опасаются детей с особенностями? Дело как раз в том, что не во всех образовательных учреждениях инклюзивное образование — это действительно инклюзивное образование.

Примером такой псевдоинклюзии становятся ситуации, когда ребенка с ОВЗ зачисляют в общеобразовательный класс без какой-либо поддержки, без тьютора и без адаптированной программы. Такой ребенок может мешать всему коллективу: чтобы его успокоить, учитель будет вынужден отвлекаться от изучения материала с его нормотипичными сверстниками. Именно случаи неправильно организованного инклюзивного образования рождают негативное отношение ко всей инклюзии в целом.

Среди родителей бытует мнение, что инклюзивное образование — это образование, во время которого за счет их детей, им в ущерб, социализируется ребенок с ОВЗ. Но на самом деле правильно организованный образовательный процесс в инклюзивном пространстве — это когда всем комфортно обучаться, и все берут от образовательного процесса и взаимодействия друг с другом все возможное.

Сторонники инклюзивного образования постоянно пытаются донести эту мысль до общества, но, к сожалению, пока это получается не так успешно, как хотелось бы. Материалы на эту тему абсолютно всегда вызывают бурную реакцию: люди активно обсуждают инклюзию, но чаще всего обсуждение ведется в негативном ключе.

— Много отрицательных комментариев. Люди пишут, что таким детям нужно учиться в спецшколах. Они не хотят, чтобы их дети были тренажерами для социализации. Есть комментаторы, которые пишут: «Почему ты такого ребенка в роддоме не оставила?» Как они себе это представляют? Это не диагностируется внутриутробно и в первые годы жизни. Это диагностируется к годам трем-четырем. Вот вы живете с ребенком, все нормально, а потом в три года выясняется, что у него аутизм. Вы повезете его в детский дом сдавать? Вы бы так сделали? Ответа на этот вопрос у них нет. То есть люди даже представления не имеют ни о признаках, ни от чего аутизм развивается, ни как диагностируется. Главное — высказаться. И хорошо, когда они никаких ругательств не используют, — рассказывает Наталья Карпа, автор множества статей об инклюзивном образовании, мама ребенка с аутизмом, посещающего ресурсный класс в томской школе «Эврика-развитие».

Есть люди, которые соглашаются с тем, что инклюзивное образование — это штука полезная и нужная, но с небольшой поправкой: оно подходит только высокофункциональным детям, которые разговаривают, умеют читать, писать, то есть имеют какие-то незначительные проблемы, но близки к норме. По их мнению, только таких детей есть смысл инклюзировать, так как они точно освоят программу на уровне сверстников.

На самом же деле инклюзивный формат образования подходит абсолютно всем детям, как высокофункциональным, так и низкофункциональным. У школ и общественных организаций, которые решили поддержать проект, появляется важная задача: включить в процесс обучения всех детей и сделать это правильно.

— Любой ребенок получает положительный эффект от инклюзивного образования. Например, ребенок, который не говорит, может выложить из картинок рассказ о том, как он провел лето, а его нормотипичные сверстники этот рассказ озвучат. Тогда получится, что все вовлеклись в образовательный процесс, все научились чему-то новому, — рассказывает Елена Репкина, член ассоциации родителей детей с аутизмом «Аура».

Как бы хорошо сторонники инклюзии не высказывались о пользе такого формата обучения, на общественное мнение еще очень долго будет влиять наличие коррекционных классов и стереотипы педагогов, которые переживают за показатели эффективности школы и не знают, как правильно включить ребенка в образовательный процесс. Поэтому у них и у родителей возникает вопрос: зачем зачислять детей с ОВЗ в общеобразовательный класс и создавать ресурсную зону, если уже существуют специальные школы, в которых работают соответствующие специалисты?

Чтобы понять, почему коррекционный класс — это не выход из ситуации, нужно разобраться, что это такое. В коррекционном классе дети с ОВЗ учатся вместе с детьми с ОВЗ. Как правило, туда набирают детей близких по уровню развития. Их разделяют по нозологиям, обучают по одной адаптированной программе. Другими словам, это традиционная классно-урочная система. В коррекционной школе такие дети не видят нормотипичных сверстников. У них нет примера, на который можно было бы равняться, чтобы развиваться. Они не учатся взаимодействию, которому в общеобразовательной школе могли бы учиться каждый день.

Когда такие дети закончат школу, их будут окружать уже не дети с ОВЗ, а обычные люди. И они не будут знать, как с ними общаться. У их нормотипичных сверстников возникнет такая же проблема: они не будут знать, как реагировать на то или иное поведение. В лучшем случае хорошо воспитанный человек не обратит внимания, в худшем — начнет высмеивать и издеваться. Но если дети с раннего возраста будут вместе, то в будущем ни у кого не возникнет чувства неудобства, так как будет понимание, что человек с ОВЗ не странный или ненормальный, а просто немножко другой.

— Минус коррекционной школы — это отсечение одного кусочка общества от другого по какому-то признаку. Это то же самое, если бы нас по эмоциональности, по группе крови или по еще каким-то признакам раскидали бы по разным школам. Здесь детей разделили по наличию или отсутствию ограничений в здоровье, — считает Елена Репкина.

В коррекционных школах действительно много хороших специалистов. Но, например, с теми же детьми с аутизмом они работать не умеют, так как используют классические методики, которые не подходят детям с расстройством аутистического спектра (РАС). В отличии от прикладного анализа поведения, с помощью которого работают в ресурсной зоне.

Школа для всех: как в Томске учат детей с аутизмом

Технология включения детей через ресурсную зону рисует нам уже совсем другую картину: здесь могут обучаться дети абсолютно разного возраста, уровня развития, с разными диагнозами или вообще без диагноза, например, нормотипичные дети с трудностями в обучении. Каждый ребенок включается в общеобразовательный класс по индивидуальному маршруту с учетом его потребностей и обучается в том темпе, который ему комфортен. Команда специалистов работает с детьми не только над усвоением академических навыков, но и над включением этих детей в коллектив нормотипичных сверстников.

Ребенок может дойти до гардероба, где будут другие дети, прийти в столовую, чтобы пообедать вместе со всеми, принять участие в каких-то мероприятиях, сходить на урок физкультуры или труда. Даже такого минимального включения будет достаточно для того, чтобы в будущем ребенку было легче адаптироваться.

Несмотря на то, что коррекционные классы явно проигрывают инклюзивному образованию по многим параметрам, взять и прямо сейчас их все закрыть тоже нельзя, потому что нет развитой альтернативы. Ученикам средних и старших классов будет просто некуда пойти. Поэтому внедрение инклюзивного образования должно проходить постепенно. А начинается оно с принятия факта, что люди с особенностями имеют право находиться в обществе и получать образование рядом со своими нормотипично развивающимися сверстниками.

Чем больше будет примеров правильного инклюзивного образования, тем скорее общество начнет изменяться в сторону его понимания, принятия того, что это правильная позиция.

— Инклюзивное образование — это кирпичик в построении инклюзивного общества. Пока наши дети не вырастут бок о бок, ни о каком инклюзивном обществе не может быть и речи, а люди с особенностями так и будут оставаться изгоями, — уверена Ирина Гришаева, председатель ассоциации родителей с детьми с аутизмом «Аура».